Автобус

22:03. Фейерверк оканчивается, оставляя после себя лишь облака дыма. Я лениво поднимаюсь и собираю вещички.

22:09. Поднимаюсь по неслишком крутой грунтовке; выхожу на шоссе.

22:14. Шум позади меня материализуется в автобус. Быть может, последний. Когда я успеваю подумать об этом, уже слишком поздно. А ведь оставалось всего пару десятков метров до остановки!

22:15. Автобус проезжает мне навстречу. Может ещё не всё потеряно?

22:17. Дохожу до следующей остановки. Бары и клубы зазывают посетителей всё тем же неоном. А я гляжу назад, в черноту ночи, надеясь разглядеть ещё один автобус. Тщетно. Спрашиваю парочку, подошедшую к остановке, но они не понимают мой язык.

22:25. Автобус всё же приходит. Вхожу, с трудом нашариваю нужные монетки, забираю билет, сажусь на сиденье. На следующие пол, или чёрт знает сколько, часов, можно расслабиться. Может быть, поспать.

22:30. Как и стоило ожидать, в автобусе не спится. Смотрю в окна, на ночной пейзаж. Знакомый пейзаж в незнакомом освещении.

22:43. Автобус останавливается. Двери открываются, но из них никто не выходит. Остановка пуста. Водитель достаёт какие-то вещички. Через несколько десятков секунд я понимаю, что он крутит косячок.

22:44. Не погасив мотор, водитель выходит и присаживается на скамейку. Закуривает. Затягивается. Выдыхает.

22:45. С сиденья впереди меня слезает пассажир в белой рубашке. Выходит наружу, находит сигарету, зажигалку; закуривает. Заговаривает с водителем.

22:46. Через открытую дверь доносится громкий смех. Как будто по сигналу, два пассажира с правого ряда кресел поднимаются и выходят наружу. После небольшой паузы смех возобновляется с новой силой.

22:47. Я начинаю подумывать о том, чтобы последовать их примеру. Но не успеваю я решиться как мимо меня в сторону выхода проходит ещё человек. Нет, двое. А за ними ещё один.

22:48. Нет, уже кажется весь автобус выходит. Влюблённые парочки, клерки с расслабленными галстуками, пожилые женщины и мужчины, даже весёлая стайка школьников. И как только они умудрились спрятаться в полупустом автобусе?

Впрочем, у меня не остаётся времени на праздные размышления. Девушка в красном жилетике и жёлтых солнечных очках хватает меня за плечо и втягивает в бурный поток пассажиров, текущий к выходу. С трудом переставляю ноги, чтобы не упасть.

22:49. Каким-то странным образом мне это удаётся и наконец я обнаруживаю себя в кругу курящих. Дальше я не смотрю на часы. Даже не начав курить, я уже хочу смеяться.

Всё та же девушка передаёт мне незажжёный косяк. Водитель, сидящий напротив, подмигивает мне. Нашариваю зажигалку и затягиваюсь.

Просмаковав дым лёгкими, выдыхаю. Мир вокруг как будто не изменился: разве что стал на полйоты страньше.

Кто-то достаёт гитару и затягивает меланхоличное соло. К костру подходит старый алтаец и начинает горловое пение. За ними подтягивается и шаман со своим бубном. Пионервожатый осторожно, чтобы не спугнуть гармонию, трубит в свой горн.

Сначала нерешительно, почти неуклюже, по одному, а затем и небольшими группами сидящие встают и вступают в танцующий круг у костра. Моё тело слишком устало, чтобы присоединиться к ним, я наслаждаюсь представлением издалека. Хоровод то ускоряется в своём движении по кругу, то рассыпается на броуновские осколки. В какой-то момент я перестаю понимать: то ли танцующие следуют музыке, то ли музыканты пытаются угнаться за танцем.

Но вот их круг в очередной раз разрывается, по рядам раздаётся ропот, в освещённый костром центр внимания входит человек в тёмно-синей форме. Там, где сижу я, расслышать что он говорит невозможно, но судя по его жестам его недовольство вызвал именно костёр. И действительно, когда первоначальные переговоры провалены, он уходит к шоссе и возвращается с табличками “разжигание костров запрещено” на несчётном числе языков. Вслед за ним идёт шеренга рабочих в светящихся в отблесках костра оранжевых жилетах; по жесту полицейского они останавливаются за несколько метров до нашего лагеря и начинают установку табличек.

Лишь когда мы окружены враждебными знаками со всех сторон, с земли поднимается наш водитель. Его сопровождают приободряющие хлопки; подойдя к человеку в форме, он сначала предлагает тому закурить. После вежливого отказа, они идут обратно к центру лагеря. Музыканты несколько приглушают свою игру и начинается словесный батл.

— Я говорю, что нельзя
Жечь посреди полей,
Жечь посреди лесов, –
Или пустынь – костёр.

– Я вам отвечу, что здесь
Нет ни пустынь, ни травы,
Здесь бесконечная степь
Абсурдных теорий шатёр.

— Мне ваш ответ не зашёл,
Как-то расплывчато всё.
Я исповедую лишь
Законный легальный запрет.

— Спорить с догмой увы
Не интересно мне
Здесь не начнётся пожар
Лишь мы продолжим гореть.

Последние слова он произносит сильно уставшим голосом и под редкие хлопки спускается с импровизированного постамента. Вместо него выходит девушка в красном жилетике. Она произносит лишь несколько слов:

— Вам всё понятно, мистер полицейский? Тогда я бы вас попросила.

Как и следовало ожидать, тот с понурой головой уходит. Кто-то из оранжевых жилетов уходит вслед за ним, кто-то устраивается на одном из свободных мест.

Концерт продолжается. Вынужденный перерыв на переговоры с полицией кажется дал возможность музыкантам договориться между собой и теперь они играют ещё слаженней. Я закрываю глаза. Потоки странной музыки пронизывают меня до кончиков ступней и сомнения, ещё недавно терзавшие меня на склоне, растворяются в небытие.