Фомал хэл

Нас оформили одним лёгким, непринуждённым росчерком металлического пера. Маленькую ранку на безымянном пальце каждому заботливо помазали специальной мазью, так что даже та незначительная боль, которую я вначале почувствовал, тут же исчезла.

После этого мы прошли целый лабиринт коридоров, не запутаться в котором нам не давали приветливые сотрудники, фотографии которых можно было бы пожалуй размещать в журналах мод.

Одним словом, сервис был по-прежнему на высоте.

Наконец, мы прошли под знаменитой аркой с красивой, но неразборчивой готической надписью на итальянском. Нашим глазам предстало поистине роскошное зрелище.

Посреди колоссальных размеров пещеры (стены которой неопытный человек несомненно принял бы за небосвод) возвышалась пирамида, кажущаяся ничтожной лишь в сравнении с пещерой. На вершине пирамиды был плоский срез, на котором был установлен пустующий трон. Из той точки, в которой мы находились, трон был едва различим, однако мне было ясно, что восседать на нём могли бы лишь гиганты.

Кто-то из нашей группы проронил слова восхищения, кто-то попросту замер. Большинство же слишком увлеклись фотографированием чтобы оценить эпичность увиденного. Я с презрением посмотрел на них и поспешил вперёд, но даже моя спина ощущала грязные взгляды объективов.

Пройдя несколько десятков шагов, мы уселись на некое подобие открытого лифта и с удивительной скоростью (заметить которую было трудно из-за отсутствия близких ориентиров — мы пролетали по стальным рельсам над пропастью) устремились к пирамиде.

“…являет собой ярчайший пример замкнутого пространства…” — вещал тем временем голос гида, которого я почти не слушал: я был прекрасно осведомлён обо всём, что здесь происходило и могло происходить.

***

Через мучительно долгие полчаса мы доехали наконец до пирамиды и затормозили посреди слабо освещённого туннеля. Дальше предстояло идти только пешком. Необычайно вежливый, даже по здешним меркам, сотрудник попросил нас снять верхнюю одежду, соблюдать тишину и не использовать вспышку.

Пройдя несколько минут вперёд, мы замедлились: гид начал рассказывать про изображения, которые всё чаще стали встречаться на стенах. Между ними было мало что общего — пожалуй лишь то, что люди на них недвусмысленно выражали страдание. Из слов гида однако следовало, что все они сделаны одним художником. Поразмыслив немного, я понял, что он прав.

Ещё через несколько километров (всё это время коридор шёл прямо и чуть-чуть вверх) изображения на стенах стали реже, а изображённое на них было всё труднее и труднее комментировать: по большей части это были бесхитростные геометрические фигуры.

“Зэ Шэйпс!” — воскликнул кто-то, явно в восторге от того, что то, что он слышал когда-то давным-давно оказалось верным.

Последней фигурой оказался беспомощный круг, разделённый надвое. Я осознал, что эхо шагов стало тише. Оглядевшись вокруг, я понял, что остался один. Коротко рассмеявшись, я направился дальше.

В коридоре было уже совсем темно, поэтому могу лишь предполагать, какую форму приняла моя тень когда я достал из кармана забытый, но ещё не покрывшийся пылью обручальный перстень.