Допустим

Допустим, есть стол. У стола, как и положено, четыре ножки и столешница. Всё это грубо сколочено гвоздями. Для конкретности, пусть стол будет из свежей сосновой древесины. На столе разбросаны вперемешку фрукты, бумаги, стаканы с недопитым кофе и виски, подозрительного вида тряпочка и билеты в театр. Два билета на сегодняшнее число, на семь вечера.

Над столом висят часы, на них без пяти пять. На часы уставился человек. Человек нервно ждёт. Минута, другая, третья, четвёртая. Вот часы бьют пять, человек вздрагивает, как будто пробудившись из небытия. Встаёт, начинает мерно ходить по комнате. Шаг, другой, третий. Как будто выстукивает похоронный марш по деревянному полу. Проходит мимо старого зеркала, отражается в нём хмурым силуэтом, не замечает его, идёт дальше, по привычке избегает скрипучей доски, разворачивается, идёт обратно к столу.

Так проходит ещё несколько минут. Вдруг словно бы что-то вновь пробуждает человека, он резко подходит к столу, берёт стакан, выпивает залпом, морщится, берёт другой стакан, теперь уже осторожно пьёт тёмную жидкость, всё ещё продолжая кривиться. Допив всё, что можно было допить на столе, хватает билеты, отпирает покосившуюся дверь, выходит на крыльцо, запирает дверь, с крыльца — в сад. Тщетно осматривается по сторонам. Никого.

По дорожке, выложенной серой плиткой, идёт вокруг дома, открывает гараж, заводит машину. На его лице перемешаны раздражение, решимость, немного хорошо скрываемого страха. С трудом сдерживая желание втопить педаль газа, медленно выкатывается из гаража, выходит из машины, открывает ворота, запирает гараж, возвращается в машину. Как медленно! Теперь-то точно опоздает.

Наконец, запирает ворота обратно, в третий раз садится за руль, газует и лихо выруливает на грунтовку. Не обращая внимания на колдобины, разгоняется под шестьдесят, с трудом контролирует автомобиль, с трудом сдерживает себя, чтобы не выжать сотку. Еле успевает затормозить перед поворотом, машину заносит чуть не в канаву, но к счастью грунтовка закончилась, дальше асфальт, теперь-то можно будет разогнаться как следует! Вместо этого он втапливает тормоза. Слегка затуманенная поднявшейся с дороги пылью, на встречу ему идёт женщина. Спокойно, не торопясь, как будто игнорируя присутствие на дороге лихого водителя.

Словно парализованный, лихой водитель сидит, не в силах пошевелиться. Его лицо подрагивает от еле сдерживаемой ярости. Садясь за руль, заводя машину, он не задумывался о том, что скажет при встрече. Задуматься мешали спешка, раздражение, волнение. Теперь задуматься мешает гнев. Он не успевает решить как же надо себя вести как женщина доходит до двери, открывает её, садится на пассажирское сиденье.

— Я знаю, что мы опаздываем, но пожалуйста, веди аккуратно.

Мужчина молчит. Ему по-прежнему нечего сказать. Подумав ещё с полминуты, он переключает передачи, аккуратно разворачивается, аккуратно топит педаль газа, аккуратно притормаживает у переезда, аккуратно выезжает на шоссе. Ему по-прежнему нечего сказать. Ведь они оба взрослые люди, и всё понимают; если она и не извинилась, то скорее оттого, что разговор, который мог бы за этим последовать, не был бы приятным ни для кого из них. Его страх, злость, раздражение — что она могла бы с ними сделать? Вопрос, которым он занимает себя по дороге, чтобы не выплеснуть их наружу.

Проехав несколько минут по шоссе, он протягивает руку включить радио; затем отдёргивает её: вспоминает, что они едут на оперу.