На столе

На столе вперемешку воспоминания, но я не одно из них. Я под столом, прячусь от ядерного удара, который вероятно опять не произойдёт. Здесь неудобно — места мало, а я ещё чиркаю мыслями по экрану. Мои руки возненавидят меня. Имеет ли смысл прятаться под столом? Как будто говорят мне они. Взывают ко мне.

И я внимаю их мольбам. Выползаю из-под стола. Снаружи — опасный и чужой мир. Хорошо хоть не холодно. Хорошо, что ракеты ещё не долетели, а если верить /b/, то и вовсе не вылетели. Это всё мои страхи, моя паранойя. Люди, при всей их страсти к убийству, при всех их извращённых навыках строить планы, всё же в среднем немного больше переживают о собственной безопасности.

Кина не будет. Бросаю эти три слова в очередной тред о ближневосточной войне и закрываю вкладку. Кино будет у нас — своё, доморощенное, безо всяких боеголовок. Кино ни о чём. Писать сюжет, диалоги, репетировать, делать несколько ритэйков — всё это для тех, кто не уверен в себе, кто хочет угодить публике, кто хочет срубить бабла. Всё это ко мне имеет слишком мало отношения. Я здесь по своему собственному желанию. Хочу — снимаю кино, хочу — пишу рассказ, хочу — разговариваю с людьми. Впрочем, с подходящими людьми бывает туго, особенно ночью.

И вот кино снято. Ничего такого особенного, но мне понравилось. Теперь это — ещё одно воспоминание. Просушить и можно положить к остальным на стол. А можно — в особую коллекцию что в шкафу. И тогда они сохранятся навечно—— рекламный слоган давно почившей компании. В этом мире вряд ли есть что-то вечное. Да и как нам, созданиям одного мгновения, вообще осознать вечность?

***

На столе вперемешку воспоминания и я — одно из них. Меня больше нет в реальном, осязаемом мире, если что-то столь хрупкое вообще может существовать. Но в цифоровой записи, которую можно сколь угодно долго копировать и воспроизводить без потерь, я получаю в своё распоряжение эту виртуальную вечность. Отсюда, изнутри, выползая из этих строчек, я распространяю отголоски той, другой жизни, которая уже не для меня. Моё я столь же всесильно, сколь и ограничено.

Здесь, на просторах этого стола, я могу встать во весь рост и вещать речь пропаганды, достойную лучших образчиков тоталитаристского века. Я могу разлечься и загарать в тёплых лучах славы. Я могу прогуливаться взад и вперёд и расстояние не покажется мне ни маленьким, ни скучным. Хотя, быть может, для постороннего наблюдателя всё это выглядит не более чем комично. Но что вообще в этой жизни не комично? Мы стремимся к свободе, а затем нас напрягает выбор. Ха-ха-ха.

Я могу придумать и сотворить себе любое прошлое, любое будущее, но ни одно из этих слов не имеет для меня смысла. Будучи лишь воспоминанием, я не подвластно времени. В русском языке я имеет как минимум три значения. В немецком — совсем другое, в японском — ещё пятое.

***

А может быть я превращаюсь в попросту местоимение? Может быть. Но здесь уже встаёт вопрос о существовании “правды” и “истины”, “значения” и “смысла” за пределами бинарных конструкций. Вопрос, в данном случае не столько неуместный, сколько не представляющий интереса.

И всё же, что-то не даёт мне покоя. Какое-то смутное ощущение, что мои столь красивые, столь строгие рассуждения таят в себе какой-то невидимый изъян. Быть может, проблема не в самих рассуждениях, а в исходных посылках? И вот меня настигает маленькое озарение.

На столе вперемешку воспоминания, но если я — лишь одно из них, то кто же прячется под столом? Кто страшится ядерной войны? Кого, чёрт возьми, за это ненавидят эти руки? Я смотрю на руки, я заглядываю под стол, я ищу ответы на вопросы, которые не стоило и задавать.

Здесь, на просторах этого мира, я могу встать на стол и со стола вещать речь о бессмысленности мира. Могу развлечься и угарать под лучами тёплых стран. Прогуливаться взад и вперёд по набережному бульвару. Я могу всё, стоит лишь захотеть. Но порой и это — непреодолимое препятствие.

***

На столе вперемешку воспоминания, я достаю одно из них, рассматриваю через стерео-очки, проживаю его заново, кладу обратно; беру следующее. И так — каждый день, пока не надоест, пока ядерная война не убьёт меня, мои воспоминания и стол под ними.