Попрошу не смеяться

Я человек ранимый, так что заранее попрошу не смеяться над моей историей. Нет, не так: не смеяться над ней при мне. Что вы делаете за закрытыми ставнями меня мало интересует, но когда мне становится известно, что кто-то низкого обо мне мнения, мне становится невыносимо тоскливо.

М-да, но вряд ли всё это убедит тех из вас, кто с самого начала был более склонен к тому, чтобы меня обидеть. Однако, как известно, там, где уговоры не работают, переходят к угрозам. Я — ранимый человек, и кто-то назовёт это слабостью; физической силой я тоже не обладаю. И всё-таки сила у меня есть. Сила изменить мир, хотя это и звучит то ли слишком пафосно, то ли слишком банально. Банально — в том смысле, что любая сила способна изменить мир, или вернее, оставшуюся часть мира. Так что это значение здесь не подходит, я вкладываю именно пафосный смысл в эти слова, а не банальный.

Но не подумайте пожалуйста, что у меня больное воображение, и я имею ввиду некую сверхъестественную силу, дарованную мне как избранному спасителю человечества. Нет-нет, моя сила вполне земная, и даже не безграничная. Просто дело в том, что все вы у меня под колпаком.

Помните проект Радопна, пришедший на смену устаревшим системам навигации и связи? Как же вам не помнить, ведь все ваши уютные интернеты теперь работают на нём. Так вот, спросите у любого специалиста, и вам ответят, что технически вся зона покрытия, то есть более 96% поверхности Земли, может находится под постоянным наблюдением. Маркетологи утверждают, что эта возможность не используется или что её и нет вовсе, но эти пустоголовые готовы нести любую чушь за деньги. На самом деле не только используется, но и доступ к ней есть у вполне конкретных людей, не обременённых служебными протоколами. То есть у меня.

Словом, надеюсь намёк понятен: покуда вы меня не трогаете, и я вас оставлю в покое, но обижать меня себе дороже.

Вот. Теперь, когда безопасность гарантирована, можно переходить к сути рассказа.

***

Надеюсь, что у вас всё в порядке с конечностями, но если нет — то уж извините, что затрагиваю больную тему. Представьте себе, что у вас было здоровое тело — не обязательно в абсолютном смысле, но по крайней мере, что всё, что полагается — на месте. И представьте, что сейчас у вас нет руки. Пусть будет правая для конкретности.

Этого ведь нельзя не заметить, правда? Вы твёрдо знаете, что у вас больше нет правой руки и почти так же твёрдо убеждены, что она не появится. Но она была. И вдруг вы ловите себя на мысли, что между тем “была” и этим “нет” существует некое тёмное пятно. Рассуждая логически, если рука была, а теперь её нет, она должна была в какой-то момент быть от вас отчуждена. Даже если с ней происходило что-нибудь странное вроде постепенного усыхания — должен был быть период, когда рука была наполовину, на треть, “немного была” и так далее.

Но вы не помните ничего подобного. Сегодня руки нет, лет десять назад она была, но когда, где, как её не стало вы не знаете. Не можете себе представить. Ну, допустим, можно даже попробовать составить календарь событий из вашей памяти, и пометить про каждое вашу уверенность в присутствии или отсутствии в нём руки. Но даже таким способом вы способны уточнить период лишь до нескольких месяцев.

Представили? Вот и славненько. Если вдруг с вами такое и вправду случится — обращайтесь ко мне, я вам найду записи.

***

А если вдруг кто из вас запереживал за мои руки, спешу вас успокоить: с ними всё в порядке. Этот пример мне когда-то пришёл в голову, когда я услышала историю одного знакомого с пост-травматическим синдромом. Но здесь я привожу его по другой причине.

Дело в том, что что-то подобное случилось с моей способностью испытывать некоторые чувства. Определённый вид гнева, удовлетворение от законченной работы (в широком смысле: учёба, книги, уровни в играх..), и кажется даже способность воспринимать определённый вкус (насчёт последнего я не уверена; может статься, производитель сменил рецептуру). Я точно знаю, что раньше испытывала их, мне в начальной школе даже прозвище дали за этот гнев. А про чувство удовлетворения я написала в сочинении. И, конечно, тогда тоже почувствовала удовлетворение, поставив последнюю точку.

Сейчас же… Я по-прежнему могу испытывать позитивные и негативные эмоции: наслаждаться хорошей задачкой, или быть раздражённым когда не получается её решить. Но раздражение и гнев всё же разные вещи. И когда задачка решена, я не чувствую ничего по этому поводу.

В отличии от руки, осознать это было не так легко. Вот уже несколько дней я бьюсь над этой проблемой. Моя рабочая гипотеза: я потеряла эти чувства вместе, единовременно. Это случилось более двух лет назад, а семь лет назад (когда я писала то сочинение) они были на месте.

Этим утром мне пришла в голову замечательная мысль: использовать свою силу, чтобы ещё сузить этот промежуток времени. Но натренировать сетку на распознание выражения столь конкретных эмоций — дело долгое. Сначала самостоятельно найти подходящие эпизоды, затем отбраковывать ложные срабатывания. В общем, я пока в процессе. И если это будет возможно, я буду рад решить этот вопрос своими силами.

Но честно говоря, совершенно не представляю, куда копать дальше. Все Большие События за этот период не кажутся ни относящимися к делу, ни травматическими (а пси-травма в данном случае была бы простым объяснением).

Разве что — не забывайте, я за вами слежу, — вспомнить ту историю…

Эта история одного банального поражения — банального с любой точки зрения, если не считать того, что перед этим я никогда не испытывала подобных поражений. Это было в выпускной год, или пожалуй, лучше уточнить: летом после выпуска. Все мои знакомые были заняты поступлением: ходили на подготовительные курсы, занимались бумажками и с репетиторами, изучали вопросы, находили новые технические способы мухлевать на экзаменах и так далее. Меня же это мало интересовало. У меня не было ни нужды, ни желания строить для себя приличную жизнь образцового члена общества. Ещё бы! Ведь уже тогда я унаследовала не только долю в компании с мировым именем, но и секретные коды доступа к Радопне.

Оставались, конечно, и другие причины пойти в институт, о которых мне вяло рассказывал уставший от жизни дядя, но его пример был откровенно не убедителен. Новые знакомства? Зачем мне они? Я могу познакомиться с любым человеком, который покажется мне достаточно интересным. Я могу играть с судьбами, если пожелаю. Я — до тех пор, пока моя гордыня не подведёт меня — бог.

Что же до получения новых знаний, так это и вовсе смешно: какие такие знания нельзя получить из самостоятельных занятий с лучшими учебными пособиями?

Так что окончив школу, я обнаружила себя в странном положении человека, не стремящегося ни ступить на следующую ступеньку образовательной лестницы, ни найти работу, ни даже сделать что-нибудь сумасбродное вроде женитьбы или самоубийства. Я проводила дни за виртуальным экраном, сидя в каком-нибудь углу кафе, либо читая, либо играя, либо пытаясь найти товарищей по ситуации. Несмотря на всю привлекательность божественного вмешательства, использовать силу мне не хотелось. Кажется, я была под впечатлением от какого-то рассказа, в котором бог пытался прижиться среди людей.

Однажды вечером я надолго засиделась в кафе: поначалу выходить на ослеплённые палящим солнцем улицы не хотелось, а потом я слишком увлеклась новым релизом: надо было пройти хотя бы один уровень, а они были чертовски сложны. В конце концов я вспомнила про ужин и заказала какие-то пирожные с имбирным чаем. Всё это не имеет большого отношения к моему рассказу, ну да какая разница: я совсем не уверен, что он годится на что-то ещё кроме моего развлечения.

Пирожные и чай были восхитительны, а чего ещё ожидать от кафе, в которое регулярно наведывается богатенький бездельник вроде меня? Покончив с ужином, я побрела по ночным улицам домой. Полчаса приятной прогулки, поэтому вызывать такси желания не было.

Не доходя половины пути (чётко отмеченной поперечным проспектом), был фонтан. Впрочем, почему был? Он и сейчас там. У фонтана по вечерам собираются толпы народу: компании друзей, молодые и престарелые парочки, иногда даже семьи с детьми, хотя те обычно уходят пораньше. Почему-то увидев их веселье, мне захотелось сделать странную вещь. Разыграть небольшое представление, если хотите. Я подыскала свободную скамейку, нарочито огляделась по сторонам, и села с таким видом, как будто ожидаю кого-то.

Зачем? Не знаю. Тогда это показалось мне довольно естественным; быть может, я была под влиянием ещё какого рассказа или повести? Впрочем, не так уж это и важно. Важно то, что это почти случайное действие привело к моему знакомству с одним человеком. Я, пожалуй, не стану называть его имя. Да и вообще уже не особо-то и хочется о нём писать, если честно. Но эдак можно и вовсе ничего не написать.

Итак, я села на скамейку и поначалу глазела по сторонам с таким видом, будто ищу среди проплывающих мимо прохожих кого-то конкретного. Вскоре это мне надоело и я стала читать книгу. Нейро-технологии тогда были ещё в зачаточном состоянии, поэтому я читала с физического экрана. Хотя в отличии от древних бумажных книг, по моему виду нельзя было точно определить, чем я занимаюсь, по крайней мере было видно, что я уткнулась в экран безо всяких специальных статусов и индикаторов.

По иронии — и иронии даже не судьбы, а моей собственной — я перечитывала рассказ “жду” (только что вспомнила: я тогда увлеклась японской литературой начала двадцатого века). Это очень короткий рассказ, так что должно быть я успела прочитать ещё парочку после него. Но когда я краем глаза заметила человека, садящегося на скамейку рядом со мной, меня как будто молнией ошарашило. Неужели же стоило только прочитать этот рассказ — словно заклинание, — как тут же я дождалась кого-то. Но кого?

Я обернулась. Рядом со мной сидел человек неопределённого возраста, где-то между двадцати пятью и сорока девятью. Тёмные волосы, слишком длинные, чтобы не следить за причёской, неуклюже закрывали половину лица. Он сидел согнувшись и тяжело дышал: то ли быстро шёл, то ли попросту легко выдыхался. Одет он был в потрёпанные джинсы и футболку с рисунком (позднее я разглядела, что это был профиль лица в абстрактном стиле). Я слишком увлеклась рассматриванием и не сразу заметила, что он перестал смотреть в землю и обернулся ко мне.

— Привет… — проговорил он, немного отдышавшись, но всё равно делая большие паузы, чтобы набрать воздух, — не поможете мне немного?.. Я заблудился.

— П-привет, — после небольшой паузы наконец выдавила из себя я и затем протянула, — ээ.. а куда вам надо?

Он как будто не понял меня и продолжил говорить что-то своё.

— Да, да, я заблудился. Этот лабиринт слишком сложен для меня. Что, что я должен делать, куда идти? — теперь, когда он отдышался, стало заметно возбуждение в его голосе.

Какой такой лабиринт, о чём он вообще? Я недоумевала. В уголке сознания промелькнула мысль проверить его, но лишь на миг: я тогда особенно не любила заниматься подобным. Я приняла самое простое решение: помолчать и послушать, может он и скажет что-то более вразумительное.

— Лабиринт.. лабиринт надежды? Куда, куда он ведёт меня? Это какие-то дебри. Не могу! Не могу больше так. Но как иначе?..

Послушав его ещё немного, я подумала, что моё решение всё же было безнадёжным: он может выливать на меня потоки бреда до бесконечности.

— Эй, — сказала я тогда ему, — успокойся. Успокойся и расскажи по порядку.

Пожалуй, может показаться странным, что я вообще стала возиться с таким странным типом вместо того, чтобы сразу слинять. Но для меня и обычно это было бы естественно, а тут, когда я, можно сказать, сама напросилась на приключения, и подавно.

В ответ на мои слова он перестал говорить и посмотрел на меня как будто немного более осмысленным взглядом. Примерный план действий созрел в моей голове. Я встала со скамейки и молча намекнула ему следовать за мной. Мы прошли до конца аллеи, где стоял торговый автомат. Он-то и был моей целью. Всё так же не произнося ни слова я купила две баночки: яблочный сок и апельсиновая газировка. Протянула ему на выбор, он выбрал сок. Почему-то мне этот выбор показался закономерным.

Я повела его по другой аллее, просто чтобы двигаться, а не сидеть на одном месте. Сидеть и слушать его странные речи мне больше не хотелось.

— Ну, — я вновь нарушила молчание лишь когда мы оба сделали по нескольку глотков, — успокоился? Скажи, куда же ты шёл?

Он ответил не сразу. Поначалу я подумала было, что он или не услышал, или опять игнорирует меня. Но прежде чем я решилась повторить вопрос, он прервал затянувшуюся паузу:

— Я ищу человека, — он опять замолчал на несколько секунд, — нет, не то. Это не я сказал. Людей я видел. Сверхчеловека? — он помолчал, как будто взвешивая это слово, затем покачал головой, — Бога? Но я даже не знаю, что это такое.

— Бог — это я, — я ляпнула это почти на автомате, не задумываясь, и тут же испугалась, что последствия будут не из приятных.

— Вот как? — он остановился, отбросил волосы за спину и стал пристально вглядываться в меня, — Пожалуй, чего-то такого и следовало ожидать, — в его голосе слышалось скорее разочарование, чем удивление, — Но разве достоин я этого знания? Или, пожалуй, никто больше и не вспоминает о тебе в эти дни?

Не будь он таким странным, я бы точно приняла всё это за продолжение моей неудачной шутки. Но в его случае всё могло быть куда серьёзнее.

— Ах, я ужасно извиняюсь, я же до сих пор не представился, — вдруг сказал он и тут же назвал своё имя, но я о нём всё же умолчу. Для удобства буду называть его К.

Чтобы не слишком заострять внимание на моём признании я двинулась вперёд. Сквер уже закончился и мы перешли на бульвар — хотя он и не был по пути к моему дому, это уж не имело значения. Мы снова шли молча, потягивая напитки, я впереди, он — чуть сзади. Наконец появилось время чуть осмыслить происходящее, и я подумала, что делаю что-то необычное, если не сказать необычайное. Впрочем, не успела я додумать мысль до конца — а она никак не хотела додумываться, всё кружила на одном месте, — как К снова заговорил:

— Раз уж ты бог, то мне пожалуй и нечего больше искать. Но быть может, ты не откажешь мне в другой просьбе?

Тут уж мне стало совсем неловко. Я, конечно, бог, но вероятно всё же не в том смысле, какой вкладывал в это слово К. Хотя он сказал, что не знает что это такое.. так может потому и поверил? Такие мысли успели промелькнуть в моей голове пока я ждала его просьбу. Наконец, восприняв моё молчание как приглашение продолжать, он сказал:

— Сделай меня счастливым.

Вот уж действительно, просьба, подходящая для бога. Хотя в некоторых религиозных традициях такая просьба скорее под стать дьяволу. Но я — реальный бог реального мира. Нечто столь эфемерное как “счастье” мне не под силу. Что, что я могла ответить? “Ты не достоин, сначала заслужи”? “Каждый свободен быть счастливым или несчастным — это лишь твой выбор”? “Счастья нет”? Объяснить, что я даже и не понимаю, что конкретно это такое?..

— Я не бог счастья, — в конце концов, я не придумала ничего лучше, чем такое сомнительное признание.

***

Вот такое поражение. Где, где тут может быть причина для травмы? Когда-нибудь что-то подобное (пусть и не столь экстравагантное) случается с каждым, разве что кроме полных отшельников. Нет, пожалуй мой случай даже слишком безболезненный. Настолько, что я даже не знаю, зачем записала эту историю. Быть может, просто захотелось вспомнить то время, вместо того, чтобы заниматься насущной проблемой?

И вот опять: закончив записывать эту небольшую историю, я не почувствовала удовлетворения. Ничего. Или, быть может, даже небольшое разочарование? Пустоту?..

Да, пока я писала её, эта незамысловатая история заполняла часы моей жизни. Моей, как можно догадаться, скучноватой жизни. Жизни, в которой, несмотря на мою молодость, воспоминания незаметно занимают всё более значимое место.

“Трудно быть богом”. Ха! Куда уж там, трудно: преувеличение. Скучно быть богом. Трудно не заскучать, будучи богом.

Быть может, кто-то сказал бы: “исправь этот мир, если уж ты бог! Скучает она видите ли!” Ну, может быть какой-нибудь Герой Справедливости или же Святой и справился бы с такой постановкой вопроса. Вместо того, чтобы сидеть и скучать, перекроил бы мир по своему вкусу. Но если такое и возможно, то лишь для человека, который случайно получил бы эту силу, человека, лишённого наблюдательности, рефлексии и сомнений.

Тем временем, в этом чудесном мире тотальной слежки, где мы живём сегодня, уже нет места глупым трагедиям прошлого. За редкими исключениями, все страдания человека проистекают из его же действий. Да, мы не построили “коммунизма” или ещё какого рая на земле, но быть может, это и к лучшему. Человек, потребности которого удовлетворяются лишь по факту их существования, в конце концов останется наедине с пустотой времени, текущего медленно, медленно, медленно как улитка. Уж не лучше ли предоставить людям возможность обманываться заполняющими время обязанностями?

..Да, я могла бы задействовать свои сети и перекроить социальные отношения, но к какому идеалу их двигать, если подавляющее количество грусти, депрессии и боли вызвано личными отношениями и экзистенциальной пустотой? Я не знаю.. Быть может, людям вовсе не следует существовать?..

Но кто я, чтобы принимать такие решения? Всего лишь ранимый человек, не способный до конца разобраться с собой; всего лишь наиболее близкое к всемогуществу существо.