n + 1

Моё состояние нельзя по праву назвать “депрессией”. Ещё недавно для него не существовало какого-либо научного описания или названия. Людей вроде меня называли “меланхоликами” и — когда с издёвкой, а когда и с сочувствием — спрашивали: “ну, чего опять хандришь?” Теперь же, вслед за доктором ***, изучать людей вроде меня стало модно и для нас придумали подходяще модный термин: “синдром хронической нехватки позитивных эмоций”. Да уж, трудно поспорить, позитивных эмоций мне действительно не хватает. Другое дело, что мне до сих пор трудно принять то, что люди вокруг меня и вправду испытывают эти эмоции. Мне всегда кажется, что они притворяются.

Вот, например, на прошлых выходных я ходила с подругами на премьеру нового фильма. Это было хорошее кино. Лучший фильм из тех, что я смотрела последнее время, а значит, если уж быть честной — лучший фильм исходя из моих нынешних вкусов; всё, что я смотрела больше пяти лет назад покрылось толстым слоем из ностальгии и амнезии, и верить предыдущим оценкам нет смысла. Итак, это был лучший фильм, который я видела. Я и вправду наслаждалась просмотром, переживала за персонажей, радовалась счастливой концовке. Но, “только и всего”. Когда мы вышли из театра и пошли обсудить фильм (ну конечно — никто бы не признался в желании перекусить) в кафе, мои подруги без конца оживлённо болтали о каждой маленькой детали, чуть ли не всерьёз сердясь друг на друга за “неправильное понимание”.

Я толком не заметила, как это произошло, но вскоре и я присоединилась к ним. Я также высказывала своё мнение и яростно отстаивала его. Я подумала, что со стороны выгляжу неотличимо от этой парочки кино-энтузиастов. Но я-то знала, что внутри я не чувствую особого азарта или удовольствия. Мне попросту было комфортнее притворяться, что и я — одна из них, такая же весёлая и бодрая.

И теперь скажите пожалуйста, как стороннему наблюдателю отличить притворяющуюся меня от гипотетической такой же, но искренней? По-моему, тут надо очень близко знать человека, чтобы можно было говорить о хоть какой-то уверенности. И потому, по себе зная как люди ценят чужое мнение, как любят они проецировать позитивный облик себя, я считала, что все люди испытывают примерно одинаковое количество счастья, радости и прочих приятных эмоций (честно говоря, до сих пор не разберусь в тонкостях значений этих слов).

Но недавно кое-что изменилось: я познакомилась с человеком, про которого могу с почти абсолютной уверенностью сказать, что она счастлива. Для кого-то это звучит обыденно, но — ах, как же неправдоподобно звучат эти два слова для меня.

Её зовут Мики. Как иностранная студентка, она сразу стала популярна, но у меня нет ни таланта, ни склонности к участию в больших шумных компаниях и я как следует познакомилась с ней лишь пару дней назад — притом совершенно случайно. Вместе задержавшись на общую лекцию, мы потихоньку сели на последнем ряду, рядом с выходом. Лекция оказалась скучной, и уже пять минут спустя я перестала притворяться, что всё ещё слушаю, достала из сумки книгу и начала читать. Заметив движение, она оглянулась в мою сторону и с улыбкой подняла свою книжку — которая до того момента успешно мимикрировала под тетрадь для конспектов. Я улыбнулась в ответ, и, заметив, что она не вернулась сразу же к чтению, подсела к ней поближе. Почитать всегда успеется, а застать такую популярную девушку фактически одну — такой шанс случается редко.

— Ты так торопилась на лекцию, а не прошло и пяти минут как ты читаешь! — в шутку укорила меня Мики.

— Меня никто не предупредил, что будет так скучно.

— Правда? То есть предыдущую лекцию ты просто прогуляла?

— Ну зачем же сразу “прогуляла”? Пропустила по уважительным причинам.

— О, неужели ты из тех, кто не опаздывает, а задерживается?

— Именно. Зачем же таким девушкам, как мы, опаздывать?

— И то правда, — она протянула мне руку, — Я Мики.

— Анна, — представилась я в ответ, отвечая на лёгкое пожатие.

— Ты никогда не заговаривала со мной, я уж боялась ты меня невзлюбила за что-то.

— Что ты! Просто неуютно себя чувствую в таких толпах.

— Ха-ха, я тебя понимаю. По правде сказать я сама по-началу была в шоке. Но потом как-то быстро адаптировалась.

Мы разговорились на удивление легко; несмотря на популярность, Мики оказалась скорее скромной нежели возгордившейся. При этом я скоро поняла, что популярность эта основана не только на её статусе иностранки и привлекательной внешности. Она и в общении человек очень приятный. У нас нашлось немало общих интересов, но почти везде она была на шаг или два впереди. Если разговор шёл об артисте, она не только могла назвать все его роли, но и дать критический комментарий о его игре в том или ином фильме, или что-нибудь из его биографии. О тех же самых книгах, что читала и я, она всё равно могла сказать что-то меня удивляющее. Даже когда речь случайно зашла о политике, у неё нашёлся особенно забавный язвительный комментарий.

По-началу я по привычке подумала, что она играет, а в глубине души этот разговор доставляет ей не больше удовольствия, чем мне. Приятно, конечно, переброситься парой слов на интересные темы, но не настолько, чтобы насовсем заглушить фон вселенской скуки. Внезапно мне захотелось спросить её об этой самой скуке. Но всё же спрашивать напрямик было бы немного странно и я решила пойти окольным путём через всё те же книги. Однако..

— Извини, я не очень люблю мрачные книги, — прозвучало мне в ответ, — Трудно читать о страданиях людей, которые сами казалось бы создают себе глупые проблемы. Вечно неудовлетворённые по жизни, мечущиеся от одного мимолётного увлечения к другому, не могущие найти ничего, “стоящего их внимания” и помирающие со скуки.. Или же цепляющиеся за свою жалкую жизнь и наслаждения ценой обманов, предательств, убийств. Не понимаю ни тех, ни других.

И вот она сказала это: не понимает. По сути: не понимает людей, не наслаждающихся своей жизнью. А значит и таких, как я — с нехваткой позитивных эмоций. И тогда я задала ей этот вопрос в лоб:

— Ты что же, скажешь, что счастлива?

— Разумеется.

Ни секунды размышлений, ни тени сомнения на лице, ни нотки неуверенности в голосе. Я сразу поверила. Хотя это и могла быть лишь безупречная игра, я поверила. Я почему-то захотела поверить в эту наивную мечту, что человек может быть просто счастливым.

***

Вот так, наблюдая за ней, я всё же пришла к мысли, что со мной что-то не то. Поначалу я даже сочла себя “ненормальной”, но потом всё же поняла, что говорить о норме можно было бы лишь выяснив, как же себя ощущает большинство. А выяснить это — “см. выше” — не представляется возможным. И всё же, даже если моё состояние и норма, я не хочу оставаться в нём, найдя такую привлекательную альтернативу. Если можно не влачить существование, развлекая себя иронией, самоиронией, самоуничижением и взглядом с высока, а попросту счастливо жить, то выбор для меня очевиден. Любому самоуничижённому это должно быть понятно: если уж ты искренен в самоуничижении, то с готовностью пойдёшь даже на большой риск, только чтобы стать человеком.

По дороге домой я размышляла именно об этом. На той скучной лекции мы перешли к другим темам и я не осмеливалась больше отвлекать Мики, а затем вокруг неё, как и обычно, образовалась толпа поклонниц и поклонников. На этот раз я немного потусила с ними, но всё равно осталась при мнении, что это не моё. Однако воодушевлённая этой встречей, я решила, что найду другую возможность поговорить с ней с глазу на глаз, а пока буду наблюдать и анализировать.

Но чем больше я анализировала, тем больше приходила к выводу, что с внешней стороны она мало отличается от тех же подруг, про искренность энтузиазма к жизни которых я сильно сомневалась. Я ещё и ещё раз прокручивала в голове тот обмен репликами. “Ты что же, скажешь, что счастлива?” — при повторе фраза звучала почти издевательски — “Разумеется” — но ответ не становился ответной колкостью, а лишь показывал насколько далека Мики от того, чтобы даже заподозрить издёвку в таком простом вопросе.