n + 3
Привет, Кета.
После нашего разговора я всё же решила — или лучше сказать “смогла себя заставить”? — вернуться к роману. Дзынь-дзынь или как там ещё — чёрт с ним. Я могу написать так как смогу сейчас, а хорошо получится или нет — пусть решают другие.
Ты спрашивал “для кого я пишу?”. В конце концов, я решила, что лучше буду писать для себя, не считаясь со здравым смыслом и мнением читателей. Если из этого получится что-то интересное другим, можно будет потом отредактировать. Если нет — я не буду чувствовать, что потратила время зря. Ну, во всяком случае не более зря, чем если бы читала для удовольствия. И ещё: пусть это и будет интересно только мне, но останется что-то в воспоминание об этих днях.
Быть может, из-за такого подхода я перепишу всё написанное или попросту оставлю противоречащие друг другу куски, так что не удивляйся. Не важно. Пока я могу писать — лучше буду писать, чем задумываться о сложных вещах.
– Мари
PS: пишу это ночью, хотя пожалуй уже ближе к рассвету. Да, до этого я всю ночь писала роман. Чёрт, как же мне этого не хватало последние дни!
— В конце концов, — говорит Мики всё таким же неуместно весёлым голосом, — разве в мире, где больше нет завтра, где и сегодня может закончиться навсегда в любой момент, — имеет значение что-то столь хрупкое, ещё более хрупкое, чем наш мирок — жизнь? Зачем принимать всерьёз то, что ты не можешь не только контролировать, но даже сохранить?
— Я, конечно, могу всё это понять, но что же здесь столь радостного?
— Ты не понимаешь? Человек, отбросивший заботу о собственной жизни, по-настоящему свободен. Это прекрасное чувство, это как научиться дышать после веков удушения. Я не придаю жизни значения, но видишь ли, я люблю жизнь.
Мне нечего было ответить. На первый взгляд, она выглядела как чокнутый пророк, достучавшийся до встречи с богом и теперь наслаждающийся религиозным приходом. Но в её словах я не видела какой-нибудь простой ошибки, за которую можно было бы зацепиться. Самое главное было то, что в каком-то смысле верность её слов наглядно демонстрировалась её же приподнятым настроением. Если отбросить предрассудки о ценности жизни означало обрести счастье, то не лучшее ли это решение? Ведь в конце концов, все наши поиски смысла ни на чём не основаны, кроме физиологии мозга, стремящегося к приятным эмоциям.
— Ну, не забивай этим голову, — её смех прервал мои рассуждения, — Ты такое серьёзное выражение делаешь, что даже противно становится. Каждый миг мы проживаем лишь раз, а ты тратишь один за другим на напряжные мысли.
Да насколько же она серьёзна в своей несерьёзности? Уже вернувшись домой, в одиночестве лёжа уткнувшись лицом в подушку, я вернулась к этим размышлениям. А-ха-ха, как глупо. Быть серьёзным в несерьёзности означает быть несерьёзным в несерьёзности, ведь чтобы быть по-настоящему несерьёзным в несерьёзности, надо быть предельно несерьёзным во всём. В общем, суть именно в том, что, даже базируя свои размышления на обычном рационализме, она всё же не принимает его; не потому, что он не верен, а потому что скучен. Если я, конечно, правильно её понимаю.
Тогда я почти пожалела о том, что ввязалась во всё это “расследование” в погоне за счастьем. Сделать ещё шаг — отказаться от всего, на чём основывалась моя жизнь. Отступить — отказаться от прекрасной мечты, быть может потерять всякий вкус к жизни.
Я написала “тогда” так, как будто бы с тех пор уже прошло много времени, а принятое решение — в прошлом. Но на самом-то деле это не так. Я всё ещё здесь, в двух метрах (если так можно сказать о времени) от того момента, когда я почти пожалела. Я всё ещё размышляю, хотя что-то в глубине меня подсказывает мне, что я смирюсь и пойду на риск, в белый туман неизвестности и безразличия.
Чёрт, я пишу так в погоне за стилем, но надо всё же хоть чуть-чуть разделять свою жизнь и то, что я пишу. Иначе.. может случиться так, что решения принимаю не я, а вот это чувство стиля.
Лучше немного поразмышляю. Допустим, Мики “права”, что бы это слово здесь не значило. Жизнь не стоит того, что бы ей дорожить. Жизнь стоит лишь того, что бы ей наслаждаться. Допустим. Но что из этого? Какие практические шаги можно сделать для достижения её идеала? Неужели же одного избавления от страха смерти будет достаточно?
А что насчёт плохих ситуаций? Ведь даже не умерев в этой жизни можно хорошо помучиться. Только и остаётся, что прикрываться возможностью без страха уйти из жизни, если что-то не понравилось?
Так и представляю себе человека, вечно шантажирующего окружающих своей смертью. “Эй, не толкайтесь, а то я вены порежу”, говорит он в толпе. В кабинете босса требует повышения под угрозой выпрыгнуть из окна. Ему грубит продавец — он достаёт револьвер и приставляет к своему виску.
Или всё это не стоит пытаться слишком рационализировать? Быть может, то, что она говорит — не философское основание, которое привело её к нынешнему состоянию, а лишь попытка словами объяснить то, что получилось без слов? В таком случае всё это может быть и вовсе безнадёжно. Но по крайней мере этот момент можно будет прояснить при следующей встрече.
Ловлю себя на мысли, что я жду эту встречу. Итак, пока я тут пытаюсь рассуждать рационально, в моей жизни уже происходят изменения? “А, чёрт!”, беззвучно выкрикиваю я и вскакиваю с постели. Надо пойти развеяться.